Дом Корнея Чуковского в Переделкино - «Интерьер»

Таблички “Ушел. Скоро вернусь”, как на доме Чайковского, у музея Корнея Чуковского в Переделкино нет. А вот ощущение, что по случайности ­попал на дачу, хозяин которой отлучился буквально на полчаса, ­напротив, не покидает посетителя. 

После смерти автора “Мухи-цокотухи” в 1969 году о создании музея никто и не думал, сам он относился к таким вещам с большим юмором, как и положено сказочнику-оптимисту. “Вот я умру, а люди, проходя по этой улице мимо нашего дома, будут говорить: “Здесь, кажется, когда-то жил Маршак”, – поговаривал Чуковский. Поэтому дочь писателя Лидия Корнеевна предложила родным “не занимать комнаты Корнея Ивановича, не переставлять вещи и книги с места на место, не менять ничего в передней, в столовой” из чисто эгоистических соображений – ей хотелось продолжать приходить в гости к отцу, как она это делала всю жизнь. И, как выяснилось, не ей одной.

Дом построен по сильно видоизмененному типовому проекту немецкого архитектора Эрнста Мая.

В дом на улице Серафимовича, 3, Чуковский с женой Марией Борисовной въехали чуть ли не позже всех в “писательском городке”, этом уникальном советском заповеднике, где Сталин мечтал взрастить новую творческую интеллигенцию. Опоздание было связано с тем, что хотя в основе всех ранних ­переделкинских дач лежал добротный немецкий проект рационалиста Эрнста Мая, но воплощали его совсем не рационально – с постоянными изменениями и “улучшениями” из-за отсутствия элементарных материалов и практической хватки у будущих хозяев. 

Корней Чуковский с томиком писем британского писателя Сиднея Смита. Английский язык Корней Иванович выучил самостоятельно.

Но летом 1938 года строительство было наконец закончено, и Корней Иванович написал в письме дочери: “На нашей даче я уже провел сутки – и мне очень нравится. Ти­шина абсолютная. Лес. Можно не видеть ни одного человека не­делями. Только ремонт сделан кое-как; всюду пахнет скверной масляной краской; денег потребуется уйма. Хватит ли у меня средств завести в ней все необходимое, не знаю, но если хватит, для вас для всех будет отличная база…” 

“Доктор Айболит” с иллюстрациями Виктора Чижикова.

Дом действительно обставлялся долго и не всегда с одобрения Чуковского: богатого, карельской березы, гарнитура в гостиной, купленного женой, он, например, всю жизнь немного стеснялся. А про резной журнальный стол с ножками-сфинксами сразу придумал историю для детей, которую с удовольствием рассказывает Сергей Агапов, нынешний глава музея. “Видите, какой этот сфинкс суровый, если смотреть на него сверху, как положено, – говорит он. – А если присесть на корточки, то выясняется, что он улыбается. Я всем маленьким посетителям объясняю, что это отличный способ избежать наказания за любую провинность. Просто попросите взрослого опуститься на ваш уровень зрения, и тогда уже никто не станет вас слишком сильно ругать”.

Стены прихожей расписаны изображениями героев сказок Чуковского, рыбами, гуляющими по полю, жабами, летающими по небу, и так далее.

У музея Чуковского две истории – одна взрослая, другая детская. К первой относятся донесения, подписанные председателем КГБ Юрием Андроповым: “Из оперативных источников известно, что для встреч с иностранцами [Чуковская] использует дачу Литературного фонда Союза писателей СССР в поселке Переделкино”, обвинения в том, что дочь писателя собирает диссидентов вроде Льва Копелева и Владимира Войновича, а на зиму пригласила пожить Солженицына – именно поэтому официальный статус музей получил только в 1996 го­ду, через почти тридцать лет полулегального существования. А ко второй истории – ежегодные праздники-костры “Здравст­вуй, лето!” и “Прощай, лето!”, заведенные для местной детворы еще при Чуковском и не прекращавшиеся после его смерти. 

При жизни Чуковского на столике у тахты всегда стояли блюдца с сухариками и термос с чаем — за ними он коротал часы бессонницы, которая преследовала его с ранних лет.

На них свои стихи и сказки читали все детские кумиры – от Агнии Барто до Бориса Заходера, – а Корней Иванович выходил обычно в костюме индейского вождя (сейчас он висит в кабинете писателя) и слушал вместе с юными гостями. “Входным билетом на эти сборища было десять шишек. Как вы можете заметить, они в Переделкино повсюду. Но дети все равно готовились, хранили их под подушкой, перебирали как настоящие сокровища”, – рассказывает Агапов. Он и сам попал в музей по чистой случайности – пришел к Лидии Чуковской как юный диссидент из рабочих, стал помогать с мелким ремонтом и остался на сорок лет, “следить за котлами, которые, хоть и поменяны уже четыре раза на моей памяти, все равно текут”.

Глубокий голубой цвет, которым выкрашены большинство стен дома, привезен был семьей с их предыдущей любимой дачи в финской Куоккале.

Первыми экскурсоводами в стихийном тогда музее были секретарь Чуковского Клара Израилевна Лозовская и внучка писателя Елена Цезаревна. Именно они придумали многочисленные форматы рассказов – чтобы и семье из дедушки-мамы-ребенка не было скучно, и класс из тридцати тинейджеров дом не разнес. По такому же принципу стараются действовать и нынешние сотрудники дома Чуковского – и вполне преуспевают. По крайней мере если судить по многочисленным восторженным отзывам и гигантской (на полтора года вперед) записи для школьных экскурсий. Но приходить сюда, конечно, надо не в каникулярное время и даже не во время знаменитых костров. Лучше дождаться пасмурного буднего дня, пройти от станции Переделкино вдоль зеленых дачных заборов с сохранившимися кое-где старыми указателями улиц, по-свойски толкнуть калитку, преодолеть извилистую тропинку и нажать на кнопку звонка на двери желтого домика. Так эффект “мы зашли к Чуковскому в гости” будет полным. 

Парадная гостиная на первом этаже была самой любимой комнатой жены Чуковского, Марии Борисовны. Теперь здесь висит ее портрет работы Репина.

В огромной библиотеке писателя книги с автографами Чехова, Некрасова, Блока, Уолта Уитмена, Ахматовой, Розанова и Твардовского.

На письменном столе писателя — портрет Анны Ахматовой, два крокодила — один мраморный, другой из черного дерева, камень, который привез из Новой Зеландии исследователь Африки Андрей Капица, и еще ворох памятных мелочей.

Тот же стол в 1965 году.

Дом обставлялся несколько десятилетий, поэтому и мебель здесь разнокалиберная — от привезенных из Тбилиси низких резных стульчиков до парадного гарнитура из карельской березы.

Главное украшение стен — это фотографии из семейного архива писателя.

Вид на гигантский, в полтора гектара, участок, почти полностью заросший соснами, Чуковский любил больше всего.

“Чудо-дерево” с чулками и башмаками из стихотворения Чуковского растет прямо перед его домом. А его миниатюрная копия расположилась на столе писателя.

На фото 1964 года Чуковский запечатлен на летнем празднике в Переделкино.

1959 год. Чуковский общается с детворой в библиотеке Переделкино, открытой его стараниями.